Погода в сновске на месяц, Погода в Сновске сейчас и на день
Так, изредка, сыроежки. И когда мы, мальчишки, озорства ради распарывали пятипудовый мешок с овсом, и он с шумом сыпался вниз, а сторож издали замечал нас, то он только грозил кулаком, что-то кричал и, выполнив эту нехитрую миссию, лез в свою будку. Недалеко от моста стояли так называемые Царские ворота — это те, через которые выходил царь, будучи в Либаве. Частенько купальщик вылезал из канавы похожим на зебру, и отмыть пятна было нелегко. Однажды ночью все побежали «спасаться», в суматохе забыли меня, когда вернулись, я преспокойно спал.
Поэтому, по сравнению с этими данными, черниговцам стоит ожидать жары без сильных дождей. Дополнительно по данной категории Погода в Черниговской области в апреле Погода в Чернигове и области в ближайшие дни Погода в Черниговской области Погода в Чернигове.
Мокрый снег и усиление ветра В Украину идет бабье лето: когда потеплеет в Чернигове? Ключевые теги: чернигов , погода , погода чернигов , погода в чернигове , погода в июле , лето чернигов , лето Рекомендовать: Добавить страницу в закладки:. Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем. Распечатать Комментарии: 0 0 1 2 3 4 5. Ваше Имя:. Ваш E-Mail:. Вычислите сумму на картинке. Случайный анекдот - Что общего между уличными музыкантами и уличными женщинами?
Чернигов Черниговская доска объявлений. Говорят, что Сновск не сильно поврежден, только разбита станция. Следую дальше». Цель поездки: к постоянному месту работы, паспорт IIНУ ». Через какие пункты — ничего не указано. Передаю свой горячий офицерский привет и пожелание всего наилучшего в вашей жизни.
Я жив, здоров, продолжаю свой путь. Сейчас нахожусь в гостях у своего товарища. Гостим вторые сутки. Принял очень хорошо всех нас, друзей. Он попал на свою Родину в свое родное село. Я же проехал около своих, но попасть в Щорс не смог.
Достиг я станции Бахмач, откуда самое близкое расстояние — 90 километров. Но ничего, побудем, он теперь освобожден. Жизнь в селах Черниговской области теперь хорошая. Урожай хороший и почти остался у нас, не успели фрицы уничтожить его.
А пока до скорого. Целую всех вас. Ваш родич и дядя Шура. Горячий привет передайте Саше и сообщите обо мне. Он сейчас, наверное, переехал». Во время моего переезда из Акмолинска к родным местам, мой брат Шурик писал открытку моей семье в Ижевск:.
Разрешите передать свой боевой, горячий, фронтовой привет и пожелать вам всего наилучшего в дальнейшей жизни. Я жив, здоров. Снова на фронте, освобождаем нашу Украину тут одна строка вычеркнута цензурой. Даю свой адрес: Полевая почта «Г». Если знаете адрес Саши или отца моего, то обязательно сообщите. Я писал вам, что за последние два месяца в Чкалове я не получил ни одного письма от отца.
Привет Саше и всем. Целую вас очень и очень крепко. Ваш родич и дядя Саша-второй». В Ижевске эту открытку получили 23 ноября года, т. Это последняя сохранившаяся у меня открытка от брата Шуры. В памяти моей не сохранились детали моего путешествия от Ижевска до станции Куровской.
Но помню, что в Куровской моя попытка попасть на московский поезд не увенчалась успехом — туда требовался пропуск, а в моем было дипломатично прописано «без заезда в Москву».
Пришлось дальше до Калуги ехать, огибая Москву с юга. К счастью, сохранились три открытки с описанием некоторых пунктов этого довольно путанного и замысловатого маршрута. Наконец-то я добрался до той станции, что я и наметил себе.
До Москвы отсюда 80 км. Приехал утром, помылся, поел, хочу спать. До поезда еще много времени. Из Агрыза я выехал шестого ноября с большим трудом. Поезд из теплушек — когда забирался и был уже почти в вагоне, у меня за спиной мой задний мешок схватили, опрокинули, и я оказался под вагоном. С трудом упросился в военный вагон. Ехали все время в тесноте, грязи и темноте. Грубка не горит, замерз. А потом, подъезжая под Москву, шел дождь, и я промок — крыша протекала. Штаны, что на мне, уже грязные.
В общем, намучался здорово. До Калуги уже недалеко, но пересадок много. Буду писать по возможности». И до Калуги осталось недалеко, а вот никак не доеду. Еще штуки три пересадки. Сегодня ночь проспал на вокзале и прозевал поезд. И не только я, а все пассажиры, потому что никто не объявил, что есть поезд. Ноги болят все так же. Скорее бы доехать, уже надоело слоняться по вокзалам.
Я вчера послал тебе открытку со станции Куровская. Привет всем». Уже 13 ноября, а я все еду. В Воскресенске просидел двое суток. Впереди еще две пересадки. Числа го, думаю, доберусь до Калуги. Пока не голодаю, хожу по карточке обедать в столовки. Обеды неплохие. Кашира недалеко от Москвы. Молоко на базаре 50 рублей. Теперь уже жди письма с места.
Тут не холодно, но морозы есть, снега почти нет. Когда-то я, Шура, получу от тебя письма? Мое четвертое письмо, к сожалению, не сохранилось, а в нем должно было быть описание маршрута от Каширы до Калуги. Обращаясь к памяти, я вспомнил, что проезжал станции: Ожерелье, Узловую, Тулу, Алексин и добрался, наконец, до Калуги.
В Туле, где была последняя пересадка, я по своей туристической любознательности походил по городу, побывал около стен и массивных зданий тульского оружейного завода.
Особого впечатления этот город, славящийся, кроме оружия, изготовлением самоваров, на меня не произвел. Правда, удивила широких размеров радиофикация города: почти на каждом углу улиц слышались звуки из репродукторов. В Калуге я был недолго. Билет выдал начальник билетной группы станции Калуга Денисову П.
Доехал до Унечи 18 ноября. Попал в вагон со своими — работниками дистанции. Там были Анапрейчик с женой, Рачков и другие.
Купил муки два фунта за 30 рублей и варю затирку, да гороху по 10 рублей стакан. Получил жиры по карточке за месяц, так что живу ничего. В теплушке тепло, дров много. Ночевал у батьки в вагоне, у него варим затирку из твоей муки.
Он уехал в Сновск 18 ноября. Многие едут семьями, особенно те, кто жил вместе. Насчет матери и Аньки пока ничего не знаю. Не писал после Тулы — некогда было. Не знаю, когда получу от тебя весточку. Унеча вся разрушена. Привет всем. Живу в теплушке. Ждем дальнейших указаний. Может быть, поедем через Сновск. У нас в вагоне: Анапрейчик с женой, Рачков без семьи, Захарова с сыном.
Как я уже писал, я одну ночь ночевал в теплушке у батьки. Он уже поехал в Сновск. Дома кооперации в Сновске целые. Видел со Сновска Ходосевича, но он ничего мне про мать рассказать не мог. Насчет еды неплохо, не голодаю. Варю суп, в теплушке печь горит круглые сутки.
Как-то вы там живете? Уже хочется иметь от тебя, Шура, весточку. Ты подробно пиши письмом, а в открытке коротенько и ничего особенно не описывай, а то открытку все будут читать, пока она попадет ко мне. В эти дни, когда я был еще в Унечи и мечтал о скорой встрече с моей матерью и сестрой Аней с робкой надеждой увидеть их живыми и здоровыми, а также со всеми родичами, как оставшимися в оккупации, так и вернувшимися из эвакуации; когда я думал о судьбе братьев Николая, Леонида и Шурика, из которых я только с Шуриком имел связь, а о двух воинах не знал ничего, в эти дни медсестра писала из села Царевка Житомирской области скорбное письмо:.
Разрешите сообщить вам очень печальную весть. Да, очень жаль, очень обидно, что наши лучшие сыны Родины уходят из строя. Ваш сын Саша погиб в бою за освобождение села Царевка Житомирской области. Но пускай помнят проклятые псы, что за Сашу мы им отомстим. Фашисты знают, что они проиграли войну, и теперь бросаются во все стороны, как бешеные собаки. Сашу похоронили в этой деревне. Сообщение пришлют немного позже.
Но пока что все о вашем сыне. Прошу, пишите, когда получите это письмо. С приветом сестра Шура». А гораздо позже Щорский военкомат известил родителей Шуры, что их сын Гаврилов А. Бедный Шурик! Погибнуть в двадцать лет на пороге жизни… Погибнуть, пройдя мимо матери в 90 км от родного дома, так и не увидев ее.
Вечная тебе память, наш славный Шурик. Будь проклята война! Пока стоим в Унечи. Гомель наши уже взяли. Не знаю, попадем ли мы в Сновск, но вот-вот должны выехать. Как я уже писал, батьку я видел в Унечи — он уже в Сновске. Насчет матери и Аньки ничего пока не знаю. С едой у меня неплохо, покупаю горох по десять рублей стакан и варю суп.
Здесь все дешевле, чем у вас. Соскучился без твоих, Шура, писем и не знаю, когда получу их. Адрес у меня очень непостоянный. Я живу в теплушке, которая не стоит на месте. Точный адрес дам из Гомеля. Ну, пока, желаю вам всего хорошего. Пишу редко, потому что такая обстановка, что до почты далеко, некуда бросить письмо». Поэтому, пошевелив мозгами, я припомнил некоторые эпизоды во время переезда из Унечи в Щорс.
В хуторе Михайловском — разрушенный сахарный завод. Это, вроде как, его Родина. Город побольше Щорса, разрушенный не много. Вагоны наши стояли около железнодорожного завода. Запомнился эпизод: метров в — от нас группа человек пять окружила еще одного, который кричал — его избивали.
Мимо прошел, важно шагая, мужчина, от которого мы узнали, что это происходит расправа с предателем, его кололи ножом. Картинка, от которой поднимается давление. От нашего эшелона никто не решился подойти к месту, где неизвестные вершили самосуд. Миновали Бахмач, потом знакомые места: станции Чесноковку, Бондаревку, переехали мост через реку Десну у Макошино, о котором упоминал Шурик, что он цел. Миновали станцию Низовка. На этой станции с рядом стоящей платформы кто-то из наших уж не Рачков ли?
Насилу урегулировали этот конфликт с охранником соли. И вот, глубокой ночью, с замиранием сердца я стучу в двери родного дома.
Вот я и в Сновске! В два часа ночи постучал в квартиру, открыла мать. Анька имеет двух детей теперь, а третий, Юрик, погиб от разрыва мин. Был у Лукашевич и Вальки: живы, здоровы. Сновск разрушен, но, по сравнению с другими местами, не слишком сильно. Казенный лес почти весь немчура уничтожила. Вагон наш пока в Сновске, ночевать буду у наших. Когда двинемся в Гомель — не знаю, уж очень он, говорят, разрушен. Василия Коленченко немцы убили, Хомяка тоже, почтальона Усика с семьей и других.
Пиши на всякий случай по адресу на обороте, т. Твои письма получили и наши, и Лукашевичи и тебе ответили. В Сновске все дешево, но денег у меня нет. Погода мокрая, ботинки мои разваливаются, а в валенках ходить нельзя. Вчера встретил Ваньку Пузач, он говорит, что Олька жива, надо будет ее повидать. Я еще в Щорсе, живу у своих. На днях едем в Гомель. Был у Лукашевичей, обходил весь Сновск.
Немцы сожгли почти весь казенный лес. Поеду в Гомель — конечно, ни черта там не осталось, так что все придется наживать сначала. Бабушка наша бегает, как и прежде. Картошка у них есть своя.
Анька работает учительницей. С нетерпением жду твоих писем. Пиши по адресу на обороте Гомель, главпочтамт, до востребования. Привет нашим колхозникам. Узнал адрес Лёни: полевая почта , Гаврилову Л. Адрес Шуры: полевая почта Гаврилову А. Сейчас пойду ходить по Сновску, повидаю Ольку. Пиши, как живешь, как с картошкой дела, с работой. Уже три дня живу в Сновске. Сегодня едем в Гомель. Мои родные живы и здоровы, только у сестры Аньки мальчика разорвала мина.
Лукашевичи и Валька с мужем тоже живы. Ксениного мужа взяли в Красную армию. Сновск значительно поврежден, в городе много домов сожжено, в том числе церковь. Евреев много немец пострелял. Расстреляли немцы Василя Коленченко, Хомякова, Кожелая и других. Сергей Зайка, Беренсон, Иовшицы — немецкие прихвостни, и они бежали с немцами.
Черниговская улица вся цела. Казенный лес почти весь вырубила и выжгла немчура. В общем, Сновск пострадал, хотя и не так, как другие города, где я побывал и проезжал. Гомель, говорят, почти весь сожжен. Вот поеду — увижу. Здесь все дешевле, чем у вас, но постепенно цены растут, потому что люди приезжают.
На радостях, при встрече, пил самогон. Не знаю, где придется в Гомеле жить, так как по слухам квартира наша разбита. Пишите в Гомель — адрес на обороте. Сегодня наши получили от Шуры письмо. Вот, прибыл я в Гомель. Как все разрушено — трудно описать. Хотел добраться до нашей квартиры, но не удалось. От мин дом почти разрушен, и наша квартира завалена камнями, посмотреть, что делается в середине, никак нельзя. Конечно, там ничего нет. Был у Перхуновых: они говорят, что немцы давно все вывезли, что было в этом доме.
Шура, вышли мне те две книги, которые я тебе оставил. Пиши на главпочту до востребования. Где буду жить — пока не знаю, а сегодня живу в вагоне в Новобелице. В Сновске читал твое письмо, что ты писала нашим. Целую вас. Пиши мне обо всем». Итак, примерно 12 декабря года я уже был в Новобелице. Управление Белорусской железной дороги помещалось в школе. Встретился с моим начальником Жариным Д. Управленцы прочили мне новое место работы, но я не хотел туда идти. Слишком большое начальство приходилось там обслуживать, а оно, как известно, довольно капризное, и работать с ним нелегко.
Поэтому я стремился остаться главбухом первой дистанции связи, где и начальство, и народ проще. Жарин тоже не хотел другого бухгалтера и, пользуясь своим влиянием у управленцев, отстоял меня, и я остался на своей старой должности.
Из Новобелицы в Гомель я шел с инженером Пискуном Ф. Подошли к разрушенному железнодорожному мосту: фермы моста в беспорядке торчали над водой и вдоль трассы моста. Была проложена дорога на понтонах, по которой мы перешли реку Сож. Вышли на Пролетарскую улицу: на стенах обрывки немецких объявлений и афиш. На Советской улице одни разрушенные коробки, балки и все металлическое вынуто. Обошли здание лесного инструмента, на стенах его надписи «заминировано».
Таких надписей мы встречали много.
В нашем доме я пытался подняться на второй этаж, но не смог — все завалено. Лишь спустя некоторое время мне удалось попасть в нашу квартиру.
Комната пуста, на стене трещина, грубка наполовину разрушена, около нее валяется портрет Гитлера размером с почтовую открытку. Дом соседей Перхуновых был цел. Зашел к ним, кое о чем расспросил. Оттуда мы пошли к дому, где жил Пискун, но там не было ни окон, ни рам.
На стенах рисунки голых женщин. Жарин занял кирпичный дом на улице Демьяна Бедного под контору, т. Некоторое время я жил в конторе, пока главный бухгалтер нашей службы Скоробогатов Василий Иванович не сагитировал меня обосноваться в доме, где он жил до эвакуации.
В доме на углу Сортировочной улицы и второй Красной, недалеко от нашей старой квартиры. Так, через два года и четыре месяца я снова оказался в Гомеле. Я уже поместился в конторе. Квартир пока нет и не знаю, когда получу. С квартирами дела плохи, все разрушено. Карточек на хлеб пока нет, варю супы. Денег еще не получил, да они здесь пока мало нужны, потому что базаров нет.
Почта еще не принимает к отправке деньги.
Насчет затребования вас сюда пока разговора быть не может. Подождем, когда отодвинется фронт, а он от нас не так далеко. Начал работать — работы много. Напишу подробнее письмо, когда найду конверт. С нетерпением жду твоих писем, я уже давно не читал их и очень соскучился. Как дети? Как с карточками на хлеб? Как с работой? Держись, Шура, много терпели — осталось меньше.
К весне возможно положение изменится. Был около Ивановой квартиры — остались лишь трубы. Все сгорело вообще, все дома там сгорели. Многих немец угнал, например, Дъяковского, Ксензова. Дом Ксензова тоже разрушен. Те, кто оставался тут, почти все потеряли и пережили много ужасов. Буду ждать писем от тебя. Присылай мне книги. Хорошо, что взял одеяло». Правда, открытки я тебе посылал.
Когда я первый день был в Гомеле, да посмотрел, что тут наделано, то у меня голова разболелась. Город сожжен и разрушен, только и остались деревянные дома в залинейном районе. Квартир нет, ночую в конторе на столе. Контора на новом месте. Хорошо, что взял одеяло, а то бы пропал.
Подождите до весны, может быть положение изменится, и вы приедете сюда. Даже если не будет квартиры, то летом все же легче будет. Как подумаю о том, чтобы перетащить вас сюда, так голова кругом идет. Дорога тяжелая, а до Гомеля не только пассажирские не ходят, но и путей нет.
